статья
Как «Вспомнить все» 12 лет реставрируют Москву на донаты
«Нас все спрашивают: „А как вы решили заниматься вывесками?“. Мы вообще не решали заниматься вывесками», — рассказывает Наталья Тарнавская. На сайте «Вспомнить все» ее называют «главарем трудкоммуны». Все, кто как-то причастен к проекту — волонтеры, консультанты, реставраторы, — начинали как градозащитники. Просто в какой-то момент стало понятно: легче один раз отреставрировать надпись, чем стоять с плакатом «Руки прочь». Так и появилась трудкоммуна «Вспомнить все». Уже 12 лет организация находит и восстанавливает старинные архитектурные детали в Москве: чаще — вывески, но иногда и дореволюционные люки, решетки. И все это — без поддержки города.
Проект, полюбившийся Сысоеву и Лебедеву, восстанавливает чудом сохранившиеся городские детали и спасает репутации московских заведений
(1) Наталья Тарнавская на фоне вывески «Аптека». Фото: ЩУКА
(2) Реставрация панно «Достижения СССР». Фото: соцсети «Вспомнить все»
Первая реставрация произошла случайно. В 2012 году, на Малой Бронной, во время ремонта фасада открылись буквы: старая надпись «аптека». Здание никогда не закрывалось — аптека работала там с 1914 года. Надписи, как позже выяснилось, не дореволюционные, а датированные 1922 годом, но тем не менее — настоящие, подлинные, сохранившиеся под слоями штукатурки.
«Ремонт — это не как снос, который тянется месяцами. Тут или ты успел договориться со строителями, нашел реставраторов и сделал, или забыл об этом навсегда», — говорит Наталья. Тогда таких прецедентов не было. Даже «Том Сойер Фест», фестиваль, где активисты восстанавливают дома, еще не существовал. Никто не понимал, как на это отреагируют жильцы. Оказалось — все жильцы только за.
Дом еще не был памятником. Никаких юридических ограничений. «Вспомнить все» собрали деньги — буквально наличкой в конвертах, потому что в 2012 году даже переводов по номеру карты толком не было. Открытие стало сенсацией. Бронная, Патриаршие, экскурсии, Булгаков, эстетика 20-х — все совпало. «Приехала уйма прессы, пришла огромная толпа. Все стали это постить, рассказывать. Это стало местным объектом».
«Ремонт — это не как снос, который тянется месяцами. Тут или ты успел договориться со строителями, нашел реставраторов и сделал, или забыл об этом навсегда», — говорит Наталья. Тогда таких прецедентов не было. Даже «Том Сойер Фест», фестиваль, где активисты восстанавливают дома, еще не существовал. Никто не понимал, как на это отреагируют жильцы. Оказалось — все жильцы только за.
Дом еще не был памятником. Никаких юридических ограничений. «Вспомнить все» собрали деньги — буквально наличкой в конвертах, потому что в 2012 году даже переводов по номеру карты толком не было. Открытие стало сенсацией. Бронная, Патриаршие, экскурсии, Булгаков, эстетика 20-х — все совпало. «Приехала уйма прессы, пришла огромная толпа. Все стали это постить, рассказывать. Это стало местным объектом».
Они думали: все, история закрыта. Но через год краевед Александр Мажаев на лекции показал фото новой надписи: «Вот еще сейчас открылась, может, кто-нибудь когда-нибудь этим займется». В зале поднялся человек: «А если я дам денег — вы сделаете?» — «Ты прикалываешься, мужик?» — подумала Наталья. Но он оказался не шутником, а топ-менеджером банка. Позвал на встречу, вручил конверт с половиной, не потребовал ничего взамен. Проект состоялся.
Так «Вспомнить все» стало регулярным делом.
Так «Вспомнить все» стало регулярным делом.
Вывеска «Аптека» на Малой Бронной. Фото: ЩУКА
Деньги в конвертах и начало проекта
Наталья называет себя и команду градозащитниками. Но с важной оговоркой: «обычная» градозащита — это почти всегда борьба без рычагов. «Ты немножечко бесправен. У тебя на глазах все это сносится. Чем больше ты погружаешься, тем больше знаешь печальных историй», — говорит она. Многие выгорают. Пикеты, суды, бумажная рутина — слишком много сил, слишком мало результата.
«Мы трудкоммуна — потому что объединяемся на конкретную задачу, делаем и расходимся. У нас нет офиса, нет постоянных ставок, нет структуры. Это сообщество по вызову», — объясняет Наталья. Все работают на энтузиазме, никто не получает зарплату, а команда каждый раз собирается под конкретный проект. Не движение, не фонд, а временная сила, собранная вокруг общей идеи — возвращения Москве ее исторического лица.
«Мы трудкоммуна — потому что объединяемся на конкретную задачу, делаем и расходимся. У нас нет офиса, нет постоянных ставок, нет структуры. Это сообщество по вызову», — объясняет Наталья. Все работают на энтузиазме, никто не получает зарплату, а команда каждый раз собирается под конкретный проект. Не движение, не фонд, а временная сила, собранная вокруг общей идеи — возвращения Москве ее исторического лица.
Что значит «трудкоммуна»
У «Вспомнить все» нет карты с планами и схемами. Все находки происходят случайно. Где-то сняли пластиковые буквы — и под ними проступила старая тень. Где-то при ремонте откололся кусок фасада — и под ним оказались буквы 20-х годов.
Найти что-то специально — практически невозможно: «Допустим, мы видим старую фотографию — ага, здесь когда-то была надпись. Но вероятность, что она сохранилась, — ноль. Любой ремонт всё это уничтожает», — рассказывает Наталья. Исключения редки: в Костянском переулке надпись «Стрелецкая пекарня» увидели на фото, проверили — и она действительно уцелела.
Чаще работает сарафанное радио. Почти все, кто сообщает о находках, — люди, интересующиеся архитектурой. «Когда человек, который вообще не интересуется Москвой, идет и такое видит на стене — ему вообще не придет в голову, что он видит старинную надпись», — говорит Наталья. Поэтому сигналы приходят от тех, у кого глаз уже наметан, кто умеет наблюдать, и кто-либо сам знает «Вспомнить все», либо знает кого-то, кто их знает.
Найти что-то специально — практически невозможно: «Допустим, мы видим старую фотографию — ага, здесь когда-то была надпись. Но вероятность, что она сохранилась, — ноль. Любой ремонт всё это уничтожает», — рассказывает Наталья. Исключения редки: в Костянском переулке надпись «Стрелецкая пекарня» увидели на фото, проверили — и она действительно уцелела.
Чаще работает сарафанное радио. Почти все, кто сообщает о находках, — люди, интересующиеся архитектурой. «Когда человек, который вообще не интересуется Москвой, идет и такое видит на стене — ему вообще не придет в голову, что он видит старинную надпись», — говорит Наталья. Поэтому сигналы приходят от тех, у кого глаз уже наметан, кто умеет наблюдать, и кто-либо сам знает «Вспомнить все», либо знает кого-то, кто их знает.
Вывеска на Доме фарфора на Мясницкой. Фото: соцсети «Вспомнить все»
Как обнаруживаются детали
Процесс начинается с бумажной работы — согласований. Нужно выяснить, кто собственник здания, определить его статус: памятник это или нет, входит ли фасад в предмет охраны. Если да — нужно разрешение от Мосгорнаследия, если нет — достаточно согласия владельцев. «Иногда все идет быстро — за месяц можно согласовать. А иногда мы годами ходим по инстанциям. Особенно если здание считается памятником или есть конфликт интересов», — объясняет Наталья.
Дальше — формируется команда, составляется смета, начинается сбор средств: посты в соцсетях, рассылки, личные обращения. Вступают методологи — это опытные реставраторы, которые определяют технику, подбирают составы, дают инструкции. В зависимости от задач привлекают и волонтеров. Иногда — это просто очищение фасада вручную, иногда — скрупулезная реконструкция.
«Это не быстрая работа. Часто приходится чистить все вручную, шприцами, скальпелем, чтобы не повредить слой. Мы не используем грубую механику — никакой болгарки, максимум мягкие щетки», — говорит Наталья.
Волонтерство у «Вспомнить все» — не просто символическое участие, а настоящий физический труд. Люди приходят в выходные, после работы, в отпуске. Часто — без опыта, но с горящими глазами. Кто-то чистит кирпич зубной щеткой, кто-то держит стремянку, кто-то учится под присмотром реставраторов, как правильно обрабатывать металл или штукатурку.
Работа может быть на жаре, под дождем, при свете фонарей. Но никто не жалуется. Наоборот — записываются заранее. «У нас есть люди, которые следят, когда мы объявим новый объект. И сразу пишут: “Можно мне?”», — улыбается Наталья.
Работы обычно длятся два-три месяца в зависимости от сложности реставрации. Когда все наконец готово, «Вспомнить все» делают большую вечеринку: приходит огромная толпа людей, все веселятся, фотографируются, и это остается городу как ещё одна необычная туристическая история.
Дальше — формируется команда, составляется смета, начинается сбор средств: посты в соцсетях, рассылки, личные обращения. Вступают методологи — это опытные реставраторы, которые определяют технику, подбирают составы, дают инструкции. В зависимости от задач привлекают и волонтеров. Иногда — это просто очищение фасада вручную, иногда — скрупулезная реконструкция.
«Это не быстрая работа. Часто приходится чистить все вручную, шприцами, скальпелем, чтобы не повредить слой. Мы не используем грубую механику — никакой болгарки, максимум мягкие щетки», — говорит Наталья.
Волонтерство у «Вспомнить все» — не просто символическое участие, а настоящий физический труд. Люди приходят в выходные, после работы, в отпуске. Часто — без опыта, но с горящими глазами. Кто-то чистит кирпич зубной щеткой, кто-то держит стремянку, кто-то учится под присмотром реставраторов, как правильно обрабатывать металл или штукатурку.
Работа может быть на жаре, под дождем, при свете фонарей. Но никто не жалуется. Наоборот — записываются заранее. «У нас есть люди, которые следят, когда мы объявим новый объект. И сразу пишут: “Можно мне?”», — улыбается Наталья.
Работы обычно длятся два-три месяца в зависимости от сложности реставрации. Когда все наконец готово, «Вспомнить все» делают большую вечеринку: приходит огромная толпа людей, все веселятся, фотографируются, и это остается городу как ещё одна необычная туристическая история.
Реставрация «от» и «до»
Реставрационные работы. Фото: соцсети «Вспомнить все»
«Вспомнить все» существуют без поддержки города. Теоретически подать заявку грант можно, но Наталья не хочет обременять проект бухгалтерией, расчетами, отчетностью. «Если мы впишемся в грант, то появятся офис, зарплаты, постоянные расходы. А все это ляжет на наших донаторов. Мы не хотим на них это перекладывать».
Все финансирование — это краудфандинг. Сборы идут под конкретный объект: пост в соцсетях, фото, смета, счет. «Никакой структуры, только доверие. Мы говорим: вот задача, вот счет. И люди присылают», — говорит Наталья. Бюджеты каждого проекта довольно большие — 500−700 тысяч. Узким кругом такую сумму не собрать, отмечает Наталья: «У нас донаты очень разные: нам люди присылают по 100 рублей, нам люди присылают по 100 тысяч. У нас есть какие-то люди, которые нас сильно любят — например, Артемий Лебедев. Он нам каждый год что-нибудь, соточку, присылает, когда нам нужно. Ресторатор Александр Сысоев тоже нас обожает — постоянно донатит большими суммами».
Наталья рассказывает, что их часто спрашивают: «Почему собственник не платит?» Но «Вспомнить все» всегда отвечают: собственник — это временная история. Рестораны, магазины, жильцы — всё меняется: «Архитектура остаётся, она — искусство, а мы — временные».
Все финансирование — это краудфандинг. Сборы идут под конкретный объект: пост в соцсетях, фото, смета, счет. «Никакой структуры, только доверие. Мы говорим: вот задача, вот счет. И люди присылают», — говорит Наталья. Бюджеты каждого проекта довольно большие — 500−700 тысяч. Узким кругом такую сумму не собрать, отмечает Наталья: «У нас донаты очень разные: нам люди присылают по 100 рублей, нам люди присылают по 100 тысяч. У нас есть какие-то люди, которые нас сильно любят — например, Артемий Лебедев. Он нам каждый год что-нибудь, соточку, присылает, когда нам нужно. Ресторатор Александр Сысоев тоже нас обожает — постоянно донатит большими суммами».
Наталья рассказывает, что их часто спрашивают: «Почему собственник не платит?» Но «Вспомнить все» всегда отвечают: собственник — это временная история. Рестораны, магазины, жильцы — всё меняется: «Архитектура остаётся, она — искусство, а мы — временные».
Как все это финансируется
Самый дорогой и «наименее ценный» по меркам экспертов объект — мозаика 70-х годов с Московского электродного завода. История началась с кафе СЮР на Китай-городе. Владельцы выложили фото интерьеров в Instagram*, и кто-то из краеведов узнал в фрагментах декора мозаику с завода.
«Что такое электродный завод? Где это? Никто не знает», — смеется Наталья. Оказалось, краевед живет рядом и узнал. СЮР купили мозаику на «Авито» как фрагмент для интерьера — работа была разобрана и выглядела как просто набор цветной плитки. Когда краевед обнаружил их фотографии в сети, начался скандал. Кафе обвинили в вандализме, писали: «Варвары! Что вы наделали?».
В СЮРе даже не поняли, в чем дело. Владелец кафе Никита Фомкин был в шоке: он не знал, что мозаика имеет историческую ценность, а на него обрушился огромный хейт. «Это было эмоционально тяжело, потому что они реально хотели сделать красиво. А оказалось — они якобы украли произведение искусства», — рассказывает Наталья. Она вышла на контакт с Никитой и предложила: если готовы отдать мозаику безвозмездно, она заберет ее и займется восстановлением. Никита согласился. «Он был очень открытый и не хотел продолжения скандала. Просто сказал — забирайте», — вспоминает Наталья.
Когда Наталья связалась с представителями завода, чтобы рассказать, что их мозаику украли, оказалось — на заводе даже не знали, что мозаика была. «Они сказали: “А у нас была мозаика? Да вы что!”», — вспоминает Наталья. После восстановления объекта его демонтировали, перевезли, отреставрировали — подбирали плитку на питерском заводе, почти год собирали эти 33 квадратных метра.
Теперь мозаика висит на той территории завода, которая теперь стала кластером «Графит»: «Она органично вписывается в уличное искусство — просто другого времени и языка».
«Что такое электродный завод? Где это? Никто не знает», — смеется Наталья. Оказалось, краевед живет рядом и узнал. СЮР купили мозаику на «Авито» как фрагмент для интерьера — работа была разобрана и выглядела как просто набор цветной плитки. Когда краевед обнаружил их фотографии в сети, начался скандал. Кафе обвинили в вандализме, писали: «Варвары! Что вы наделали?».
В СЮРе даже не поняли, в чем дело. Владелец кафе Никита Фомкин был в шоке: он не знал, что мозаика имеет историческую ценность, а на него обрушился огромный хейт. «Это было эмоционально тяжело, потому что они реально хотели сделать красиво. А оказалось — они якобы украли произведение искусства», — рассказывает Наталья. Она вышла на контакт с Никитой и предложила: если готовы отдать мозаику безвозмездно, она заберет ее и займется восстановлением. Никита согласился. «Он был очень открытый и не хотел продолжения скандала. Просто сказал — забирайте», — вспоминает Наталья.
Когда Наталья связалась с представителями завода, чтобы рассказать, что их мозаику украли, оказалось — на заводе даже не знали, что мозаика была. «Они сказали: “А у нас была мозаика? Да вы что!”», — вспоминает Наталья. После восстановления объекта его демонтировали, перевезли, отреставрировали — подбирали плитку на питерском заводе, почти год собирали эти 33 квадратных метра.
Теперь мозаика висит на той территории завода, которая теперь стала кластером «Графит»: «Она органично вписывается в уличное искусство — просто другого времени и языка».
Мозаика Московского электродного завода. Фото: соцсети «Вспомнить все»
Спасение репутации СЮРа и самый дорогой проект
Адресная табличка «РОГЧ2УЧ№537». Фото: сайт «Вспомнить все»
Среди самых необычных объектов — дореволюционная табличка с номером дома на Таганке. Надпись «РОГЧ2УЧ№537» объясняет, как устроена была Москва XIX века: тогда улицы не имели привычной нам нумерации. Вместо этого адресация шла по участкам полицейской части. РОГЧ — это аббревиатура от «Рогожско-Симоновская часть», а номер указывался внутри участка. «Это артефакт, который, несколькими буквами, рассказывает не про самого себя, а про всю городскую систему», — объясняет Наталья.
А на фасаде аптеки на Бронной сохранилась надпись с орфографической ошибкой: «студенТческих». Почему так написали — неясно. Может быть, ошибка, а может — спешка или человеческий фактор. В этом и есть суть проекта — восстановить не идеальный фасад, а ту реальность, которая действительно была, со всеми ее ошибками, опечатками и неожиданностями. «Мы никогда ничего не реконструируем заново. Не восстанавливаем надписи по фотографиям — только то, что реально сохранилось», — объясняет Наталья.
А на фасаде аптеки на Бронной сохранилась надпись с орфографической ошибкой: «студенТческих». Почему так написали — неясно. Может быть, ошибка, а может — спешка или человеческий фактор. В этом и есть суть проекта — восстановить не идеальный фасад, а ту реальность, которая действительно была, со всеми ее ошибками, опечатками и неожиданностями. «Мы никогда ничего не реконструируем заново. Не восстанавливаем надписи по фотографиям — только то, что реально сохранилось», — объясняет Наталья.
О необычных реставрациях
Иногда собственники против. Иногда — не потому что они принципиально против, а потому что боятся — как, например, на Мясницкой в доме фарфора. Там были старинные золотые надписи, выгравированные прямо по граниту. Бывший директор магазина вел себя агрессивно: тряс строительные леса, вызывал полицию, кричал. Реставраторы предположили, что когда-то он сам запилил надписи болгаркой. «Это можно трактовать как уничтожение объекта культурного наследия», — говорит Наталья. В теории — уголовное дело, но Мосгорнаследие не стало искать виновных, хотя и знало об этой неприятности.
Иногда дело просто в личных предпочтениях — как в доме с советской надписью «Жилмассив — наша гордость». Там глава ТСЖ против: не любит Ленина. «Хотя половина метро в звездах и цитатах, спорить бессмысленно», — вспоминает Наталья. Каждый год «Вспомнить все» приходят по 10 писем: смотрите, что есть, давайте восстановим. А жильцы оказываются против, хотя надписи и сохранились под штукатуркой: «То есть негатив бывает. И он бывает вообще по непонятным причинам, совершенно необоснованным».
«Архитектура не может быть частной, когда она стоит в общем городе, в котором мы все живем и гуляем», — отмечает Наталья.
Иногда дело просто в личных предпочтениях — как в доме с советской надписью «Жилмассив — наша гордость». Там глава ТСЖ против: не любит Ленина. «Хотя половина метро в звездах и цитатах, спорить бессмысленно», — вспоминает Наталья. Каждый год «Вспомнить все» приходят по 10 писем: смотрите, что есть, давайте восстановим. А жильцы оказываются против, хотя надписи и сохранились под штукатуркой: «То есть негатив бывает. И он бывает вообще по непонятным причинам, совершенно необоснованным».
«Архитектура не может быть частной, когда она стоит в общем городе, в котором мы все живем и гуляем», — отмечает Наталья.
Кто мешает реставраторам
Поделиться статьёй в соцсетях
Подпишись на местную ЩУКУ в Telegram и Instagram* и узнай о всех крутых местах страны одним из первых.
Дата материала: весна 2025